Дмитрий Тренин

Перестройка могла стать началом нового цикла мобилизации сил государства и общества для выхода из кризиса. Вместо этого она не только продлила цикл расслабления, но и довела его до логического конца.

Демократизация привела в первую очередь к всплеску национализма в огромной стране, прежде крепко связанной централизованной системой тоталитарной коммунистической, а еще раньше — авторитарной имперской власти. Уже в 1986 году вспыхнули беспорядки на этнической почве, а в 1988 году возник первый серьезный межэтнический конфликт в Нагорном Карабахе, окончательно не урегулированный до сих пор. Что касается социализма, то поначалу жесткая скованность философской и политической мысли в СССР не предоставляла реформаторам иной идейной базы кроме поздних идей Ленина — совершенно неадекватной основы для решения стоявших перед ними задач. Вместо того чтобы развивать марксизм в условиях конца ХХ века и приспосабливать модернизируемую идеологию для решения практических задач, они лишились всякой идеологической основы.

Горбачев искал выход из этой ситуации, но ни он, ни его помощники — как и их предшественники — не обладали ни необходимыми знаниями, ни глубоким пониманием проблем своей страны, особенно экономических, и не владели инструментарием для их изучения и решения. Не понимали они и политику Запада. Они верно определили практику и идеологию внутренней политики КПСС как главное препятствие для решения проблем и активно повели их демонтаж. У них, однако, не оказалось конкретной цели, плана и стратегии действий. Упование на «живое творчество масс», «потенциал социализма» и его «преимущества» оказалось в этих условиях фатальным для курса реформ. В итоге Горбачеву и народу страны пришлось расплачиваться не только — и не столько — за ошибки реформаторов, но и за все кровавое наследие или просто дурное управление и нерациональное хозяйствование предыдущих десятилетий.

Опыт Михаила Горбачева подтверждает еще одну истину: в России триггером наиболее серьезных национальных катастроф является утрата высшей властью контроля над обстановкой.

В марте 1985 года новый Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев принял управление обширным, богатым, но и во многом запущенным, расстроенным и пришедшим в упадок внешнеполитическим наследством. Советский Союз, выстроенный большевиками на развалинах Российской империи, осуществил — решительными, жесткими, часто бесчеловечными методами — форсированную модернизацию экономики и общества, выстоял в Великой Отечественной войне и превратился к середине ХХ века в одно из двух мощнейших государств мира. Со второй половины 1940-х по вторую половину 1980-х годов Москва контролировала значительную часть глобального геополитического пространства. СССР достиг военно-стратегического паритета с США. Он был идеологическим, политическим, экономическим и военным центром системы, охватывавшей дюжину стран «реального социализма», в основном в Восточной Европе, два-три десятка государств социалистической ориентации в Азии, Африке и Латинской Америке, без малого сотню коммунистических, рабочих, левых партий во всем мире.

История практически не знает государств (кроме островных) с неизменными границами. К расширению территории, однако, нужно подходить крайне осторожно. Такое расширение в современных условиях необязательно укрепляет государство. Россия не нуждается в территориальных приобретениях.

Цена всех этих достижений была колоссальной, и платил ее советский народ. СССР обладал в основном самодостаточной экономикой, его народно-хозяйственная модель — фактически государственного капитализма — выдержала проверку в Великой Отечественной войне и в годы послевоенного восстановления страны. Экономика была ориентирована исключительно на приоритеты государства. К середине 1950-х годов эта модель превратилась вначале в тормоз, а затем и в препятствие для дальнейшего развития страны. Шанс реформирования экономики, существовавший вплоть до 1960-х годов, был упущен, а затем в результате реакции на Пражскую весну 1968 года заблокирован.

Снижающееся качество политического управления со стороны ЦК КПСС — Генеральный секретарь Леонид Брежнев утратил способность к полноценной работе еще в 1976 году — и возраставшее давление идеологических догм привели к тому, что Горбачев впоследствии мягко назвал застоем. На самом деле это был общий кризис советского социализма.

Все больше проигрывая в самонадеянно объявленном на рубеже 1960-х годов мирном соревновании с Западом, советское руководство под влиянием сложившегося в 1970-е годы отечественного военно-промышленно-идеологического комплекса втянулось в полномасштабную гонку вооружений с Соединенными Штатами Америки, встало на путь внешнеполитических авантюр. Стоимость оборонной и внешней политики СССР колоссально выросла: оборонные расходы в 1984 году достигли 8% ВВП, максимума за 20 лет [45]. При этом на внешнеполитической арене СССР встречался со все новыми вызовами.

В конце 1979 года после бездумного решения о вводе советских войск в Афганистан, продавленного руководящей группой Политбюро ЦК КПСС по внешней политике в составе Андропова — Громыко — Устинова [46], холодная война с Западом резко обострилась. США, оправившиеся от поражения, понесенного в 1975 году во Вьетнаме и мобилизовавшие силы для отпора возраставшей военной мощи и политическому влиянию Советского Союза в странах Азии, Африки и Латинской Америки, приступили к реализации масштабных военных программ. Разрядка международной напряженности, которую в Москве пытались совместить с постоянным наращиванием военной мощи и продвижением советского влияния на всех континентах — с военной поддержкой Москвы, но под флагом развития классовой борьбы, — закончилась. США перешли в контрнаступление.

Таким образом, несмотря на очевидную мощь и внешнее величие, Советский Союз к середине 1980-х годов был отягощен многочисленными внутренними проблемами. Некоторые из этих проблем имели внешнеполитические и военно-политические корни. Втянувшись при долгом правлении Леонида Брежнева в полномасштабную гонку вооружений с США, Советский Союз, располагавший гораздо меньшей экономической и технологической базой, вынужден был направлять все больше ресурсов на военные нужды — ради поддержания военного паритета. Это было вопросом не только безопасности, но и престижа. Не сумев победить США в экономическом соревновании, на что надеялся в начале 1960-х годов Никита Хрущев, руководство СССР при Брежневе могло предъявить населению равенство с США по баллистическим ракетам и ядерным зарядам.

Фактически же Советский Союз попал в ловушку, расставленную Соединенными Штатами, поставившими задачу измотать СССР в гонке вооружений.

Несмотря на общий кризис советского социализма и многочисленные провалы внешней политики Москвы, поначалу этот кризис не был летальным, а у внешней политики имелись резервы.

Советский режим — в той форме, которую он приобрел к середине 1980-х, — отчаянно нуждался в перестройке, но государство не было обречено на гибель, как не была обречена и Российская империя в 1917 году.

Китайские успехи в трансформации коммунистической системы на протяжении четырех десятилетий показывают, что задача в принципе решаема. Советский опыт 1980-х и начала 1990-х годов демонстрирует не ошибочность самой попытки трансформации системы, а неверность выбранного курса.

В отличие от Хрущева и Брежнева, упустивших шансы на модернизацию страны в условиях гораздо более благоприятных, Горбачев взялся за дело трансформации в тяжелой обстановке. Он попытался сделать больше, чем просто «встряхнуть» страну, как это попытался сделать его ментор Юрий Андропов, ненадолго сменивший Брежнева. Горбачев и его сотрудники собирались обновить одряхлевший советский социализм, ускорив экономическое развитие страны и перестроив политическую систему. При этом Горбачев рассчитывал на очередной всплеск энтузиазма советских людей, ожидая, что его новаторский подход разбудит то, что он называл творческой энергией масс. Для подъема активности и энтузиазма Горбачев провозгласил принцип гласности в информационной политике. Одновременно и в тесной связке с изменением внутренней повестки дня Горбачев собирался активизировать и модернизировать внешнюю политику СССР. Ускорение, перестройка, гласность и новое политическое мышление стали основными лозунгами горбачевской эпохи. Трансформационный вектор внешней политики Горбачева не был результатом свободного выбора.

По словам Анатолия Черняева, ближайшего помощника Генерального секретаря, «интенсивный выход на международную арену с новой внешней политикой диктовался прежде всего тяжелейшим внутриэкономическим состоянием страны» [49]

Стратегию Горбачеву, казалось, заменяли философия нового политического мышления и смутное видение контуров желаемого будущего. В июле 1989 года в выступлении в Парламентской ассамблее Совета Европы Горбачев озвучил давно вынашивавшуюся в советском МИДе идею общеевропейского дома — своего рода ассоциации всех государств Европы, включая Советский Союз, внутри которой не было бы разделительных блоковых линий [60]. Иными словами, НАТО и Варшавский договор, если и не распускались, становились бы дружественными региональными политическими ассоциациями. На первый взгляд идея казалась привлекательной, но механизм ее реализации не был даже очерчен, а последствия не просчитывались.

Лозунговый, фактически пропагандистский характер советских мирных предложений, отсутствие их проработки и политического обеспечения заметно снижали эффективность внешней политики Москвы. Следы этой традиции сохранились и до наших дней.

Идея «общего дома» хотя и не была экспромтом, но, не будучи детализированной, фактически осталась на уровне лозунга.

Конечно, приписывать президенту США Рональду Рейгану лавры победителя коммунизма — очевидное преувеличение. Судьба коммунистической системы была решена народами СССР и стран Восточной Европы. Эта была не столько победа — сопротивлявшихся было немного, сколько освобождение и самоосвобождение. Что касается судьбы Советского Союза, то его участь решили в основном российские элиты, тяготившиеся обязательствами перед национальными окраинами и стремившиеся к овладению (уже на условиях частной собственности) богатыми ресурсами РСФСР. Советская армия в 1991 году не только не была побеждена, но, наоборот, находилась на пике своей мощи, однако при этом была совершенно бессильна сохранить государство, которому она присягала: угроза пришла изнутри, а не извне.

Итак, ни коммунизм, ни Советский Союз не пали от чужих рук и не стали жертвами заговора предателей.

Горбачев формально восстановил в России традиционный персоналистский режим, который укрепился при Ельцине и достиг пика при Путине.

В настоящее время этот режим отличается гораздо большей закрытостью системы принятия решений. Внешняя политика в рамках такого режима в очень большой степени зависит от личных качеств и способностей первого лица. Плюсами являются особая секретность и быстрота принятия решений, их неожиданность временами для оппонентов, высокая маневренность. В то же время личные слабости суверена-самодержца — тщеславие, ощущение собственного величия, самонадеянность, приверженность собственным идеологическим концепциям или личным представлениям — могут сыграть негативную роль.