Леонид Милов

Ситуация усугублялась повсеместным сохранением устаревших приемов земледелия, что делало крестьянскую работу крайне тяжелой и малопроизводительной. Г. Е. Львов утверждал: «Едва ли в какой-либо другой стране земледельцы знают такой труд, как русские. Да и не только рядовые земледельцы, но и колонисты на новых диких землях, труд которых превышает обычные нормы, и те не сравняются с рядовым русским мужиком. Я видел жизнь земледельца в Европе, в Америке, Японии, Маньчжурии, колониста в Канаде, в канадской тайге, знаю работу русского мужика во всех частях Европейской России, Западной Сибири и на Дальнем Востоке, и впечатления юных лет и последующие в ближайшем соприкосновении с мужицкой работой и в личном участии в ней говорят одно: такой тяжелой работы, как у нас, нигде нет».

Отмена крепостного права изменила правовое положение помещичьих крестьян. Сохранялась их сословная неполноправность, но они получили личную свободу и некоторые гражданские права: они могли заключать торговые сделки, открывать промышленные и торговые заведения, покупать на свое имя землю и другую недвижимость. Проведенное вслед за крестьянской реформой 1861 г. поземельное устройство удельных и государственных крестьян в основном уравняло их правовое положение с положением бывших помещичьих. Официально считалось, что в ходе реформы крестьяне получили в собственность свои земельные наделы. Однако общинное владение землей ограничивало крестьян, они были лишены права свободного распоряжения наделом, не могли продать его, и, по сути, речь шла об условном и временном держании.

Социальное расслоение деревни вело к ее «раскрестьяниванию». Создавался рынок рабочей силы. Бедняки были вынуждены наниматься сельскохозяйственными рабочими к помещикам, занимались промыслами, уходили в город на заработки. Число батраков в 1897 г. составило3,5 млн человек. Малоземелье и невозможность прожить с надела вело к росту крестьянских промыслов, особенно развитых в нечерноземных губерниях. Промыслы давали в среднем до четверти дохода крестьянских хозяйств; у бедняков эта цифра превышала 30 %. Были целые нечерноземные уезды, особенно возле крупных промышленных центров, где нормальное земледелие пришло в полный упадок. Любопытно свидетельство земского статистика, служившего в самом конце XIX в. во Владимирской губернии: «Со словом «крестьянин» у нас связано представление о земледельце, в поте лица добывающем хлеб свой. Каково же удивление наблюдателя, когда он в целых округах не увидит ни одного лица мужского пола, умеющего взяться за соху, даже просто запрячь в телегу лошадь. Что ни мужик, то или плотник, или каменщик, или фабричный, приходящий домой только отдохнуть и имеющий самое смутное представление о своей земле, которую обрабатывают женщины».