Люси Кук

Исследователи поместили тысячу угрей — молодых особей около восьми сантиметров в длину — в бак с водой. Рыб кормили ежедневно, но через год их количество сократилось до 71, правда, оставшиеся стали втрое длиннее. Еще через три месяца, после «ежедневных сцен каннибализма» [19], как об этом написал местный журналист, остался один победитель — самка длиной треть метра. Она прожила еще четыре года, пока случайно не погибла из-за нацистов, которые, оккупировав Париж, ненароком лишили ее поставок червяков

Правительство США радостно пробовало все подряд, от жгучего порошка до ядовитых гранул, в тщетных попытках истребить скворцов, которых выпустил в Центральном парке нью-йоркский аптекарь, одержимый неуместной мечтой интродуцировать в Америку каждую птицу, упомянутую Шекспиром. С 1890 года исходные шестьдесят птиц превратились в опасные десятки миллионов.

Лось в древние времена имел репутацию вечного страдальца. «Это меланхолический зверь, — писал натуралист Эдвард Топселл в своем выдающемся альманахе о животных. — Он такой печальный, что может распространять свою грусть на всех, кто его съел. Плоть его, — предупреждал Топселл, — вызывает меланхолию»

В книге «Полная история лекарств» (A Compleat History of Druggs; 1737) лось изображался в эпилептическом припадке. Страдающее животное якобы занималось самолечением, втыкая раздвоенное копыто себе в левое ухо. Это считалось стандартным методом лечения падучей болезни у людей, ведь здоровенное копыто, запихнутое в слуховой проход, — это именно то, что нужно человеку во время припадка

Скорость, особенно по глубокому снегу, в сочетании с удивительной податливостью к приручению помогли лосям в XVII веке построить короткую, но неожиданную карьеру как королевских почтальонов. Согласно шотландскому натуралисту сэру Уильяму Джардину, при дворе шведского короля Карла IX лосей запрягали в курьерские сани. Этот монарх даже подумывал о создании лосиной кавалерии, которая выигрывала бы если не сами сражения, то хотя бы баллы за новизну на полях сражений.

Люди склонны заботиться обо всем, что имеет детские или младенческие черты — а именно большой выпуклый лоб, большие, низко посаженные глаза и круглые выступающие щечки. Это нейрохимический страховой полис, гарантирующий, что мы как следует позаботимся о подобных необычайно уязвимых младенцах. Такие черты новорожденные приобретают из-за мозга большого размера, что требует рождения на более ранней стадии развития, позволяющей относительно огромной голове выйти без повреждения из родового канала. Это такой глубоко заложенный, но настолько неточный импульс, что мы с любовью реагируем даже на неодушевленные предметы, которые хотя бы слабо соответствуют этим характеристикам, — например, на «фольксваген-жук».

Пингвины в общем устроены как термос, что хорошо для жизни в ледяном море.

Теория, основанная на костных останках того периода, на которых видны отметки от ранних каменных орудий вперемешку с метками от гиеньих зубов, предполагает, что гиены смеялись над нами и отбирали наш обед целых 2,5 миллиона лет.

Он предложил более рациональную гипотезу, будто ласточки, как и другие «сезонные» птицы вроде аиста, мигрируют на Луну.

Для полярника, потерявшего из-за пингвинов ногти на ногах, зубы и в изрядной степени рассудок, было бы простительно затаить обиду на них. Однако Черри оставался очарованным пингвинами. Его воспоминания полны только тепла и уважения к этим похожим на человека птицам. «У пингвина Адели жизнь трудная, у императорского пингвина — ужасная, — замечает он в конце своих бурных мемуаров. — Попробуйте найти в мире более веселых, счастливых и здоровых дьяволов. Мы должны восхищаться ими: хотя бы потому, что они намного приятнее нас!»