Игорь Курукин

основании этой версии лежит представление о глубоком культурном противостоянии православной Руси и католической Европы, будто бы двинувшейся в XIII столетии на Русь «крестовым походом» с целью вернуть православных «схизматиков» «в лоно истинной церкви». Орда же представляется историками этого направления в идиллическом виде совершенно толерантного и веротерпимого государства, союз с которым не внушал никаких опасений за чистоту православной веры

, целенаправленными и долговременными усилиями князя Александра Ярославича ордынское «иго» над Русью было установлено

князь, заключив союз с Ордой, предотвратил поглощение Северной Руси католической Европой и тем самым спас русское православие — основу национальной самобытности

Второй традиционный способ объяснять промонгольскую политику Невского связан с его образом защитника «геополитических» интересов Руси на Балтике

Союз с монголами значительно облегчал великому князю укрощение строптивых вечевых городов, с которыми владимирские князья боролись со времен Юрия Долгорукого

Союз с Западом неизбежно усилил бы позиции городов, города Западной Европы уже давно освободились от власти феодальных сеньоров. Русь неизбежно втягивалась в систему европейского права, способствовавшего укреплению системы власти, связанной с договорными отношениями автономных сторон

В годы малолетства Ивана IV, особенно после кончины в 1538 г. матери царя Елены Глинской, реальная власть неоднократно переходила от одного боярского клана к другому: в 1539-м Вельские свергли Шуйских, в 1542-м Шуйские — Вельских, в 1544-м близ царя утвердились Глинские. Временщики стремились не упустить момент и извлечь для себя как можно больше выгод, «растаскивали» казну, обзаводились вотчинами… Вовлекая великого князя в свои склоки, фавориты Ивана баловали, потакали всем его капризам, и он стал предаваться диким и неистовым «потехам». В 12 лет он развлекался, сбрасывая с колоколен кошек и собак, с четырнадцати — начал «человеков ураняти».

История Руси весьма вольно трактуется царем, дабы доказать, что «наши великие государи, от Августа кесаря обладающего всею вселенною, и брата его Пруса и даже до великого государя Рюрика и от Рюрика до нынешнего государя… все государи самодержцы, и никто же им не может указу учинить и вольны добрых жаловать, а лихих казнить». Тогдашние «интеллигенты» — московские книжники, сочинившие в 20-е гг. XVI столетия «Сказание о князьях владимирских», откуда позаимствовал Грозный эту мифическую родословную, пеклись прежде всего о вящей славе и величии родной державы. Оказалось — от державности всего шаг до самодержавия.

В конце века С. Ф. Платонов попытался найти в опричной политике социальный смысл: он выдвинул гипотезу, будто бы опричнина была орудием борьбы центральной власти с «потомками владетельных князей» и «подвергла систематической ломке вотчинное землевладение служилых княжат вообще, на всем его пространстве», а целью Грозного было «ослабление родовой аристократии».
Гипотеза Платонова была без доказательств принята советской исторической литературой в качестве полновесной теории. Бодрое и единодушное это усвоение произошло по вненаучным причинам. Понимание опричнины как механизма смены старого боярства новым дворянством в качестве опоры власти позволяло представить террористический режим опричнины достигающим исторически «прогрессивных» целей, ибо в такой смене и заключался, с точки зрения марксистов, прогресс. С. В. Бахрушин, например, писал в 1947 г., что «опричнина, несмотря на ряд темных сторон, достигла больших и положительных результатов в деле государственной централизации. Опричнина была, несомненно, прогрессивным явлением, поскольку она помогла ликвидировать остатки феодальной раздробленности и расчистила путь к созданию в будущем абсолютистского государства, которое в данных исторических условиях было необходимо для развития экономической и политической мощи русского народа». А куда же было деваться Сергею Бахрушину (бывшему члену кадетской партии, о чем ему напоминали на экзаменах советские студенты), если сам «корифей всех наук» Иосиф Сталин даже однажды побранил Сергея Эйзенштейна за то, что в его «Иване Грозном» «прогрессивное войско опричников изображено как банда разбойников и мародеров», добавив, что единственная ошибка Ивана Грозного состояла в том, что он «не сумел ликвидировать пять оставшихся крупных феодальных семейств, не довел до конца борьбу с феодалами».
Как только сталинский режим рухнул, зашаталась и «прогрессивная» схема — были опубликованы работы С. Б. Веселовского, показавшего, что в годы опричных гонений боярство пострадало не больше других сословий. Позднее В. Б. Кобрин окончательно развеял легенду о мнимой «демократичности» опричнины, показав, что опричное воинство формировалось из тех же социальных слоев, из которых и ранее составлялся государев двор.

Наконец, последний и самый кровопролитный удар опричного террора был нанесен по городам Северо-Западной Руси. Формально карательный поход был предпринят на Новгород. Новгородцам было выдвинуто обвинение в «изменном деле», будто бы они хотели «Новгород и Псков отдать литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси хотели злым умышленьем извести, а на государство посадить князя Владимира Андреевича». Но в декабре 1569 г. по дороге на Новгород опричное войско устроило резню в Клину, Торжке, Твери и Вышнем Волочке, против которых никаких обвинений не выдвигалось вовсе.