Осип Мандельштам

Здесь в уютном полумраке важно беседуют жирные и апатичные персы, едва не раздавленные грузом собственных товаров

глаз благородное, но упрямое животное.

живопись в гораздо большей степени явление внутренней секреции, нежели апперцепции, то есть внешнего восприятия

Ни дать ни взять — катышки желтоватого сливочного мороженого.

В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.

Нам остается только имя:
Чудесный звук, на долгий срок.

И ты раскрывала свой аленький рот,
Смеясь, итальянясь, русея…

Черно-желтый, до чего щегол ты,
До чего ты щегловит!

азрывы круглых бухт, и хрящ, и синева,
И парус медленный, что облаком продолжен, —
Я с вами разлучен, вас оценив едва:
Длинней органных фуг, горька морей трава —
Ложноволосая – и пахнет долгой ложью,

Детский рот жует свою мякину,
Улыбается, жуя,
Словно щеголь, голову закину
И щегла увижу я.
Хвостик лодкой, перья черно-желты,
Ниже клюва красным шит,
Черно-желтый, до чего щегол ты,
До чего ты щегловит!
Подивлюсь на свет еще немного,
На детей и на снега, —
Но улыбка неподдельна, как дорога,