Дэвид Уоллес-Уэллс

Они цитируют высказывания Бертрана Рассела о Конраде, говоря, что автор «Сердца тьмы» и «Лорда Джима» «считал цивилизованную и морально приемлемую жизнь людей опасной прогулкой по тонкой кромке едва застывшей лавы, которая в любой момент может проломиться и погрузить идущих в свои огненные пучины». Этот образ достаточно ярок, чтобы впечатлить жителей любой эпохи, но во времена приближающегося экологического коллапса он особенно актуален (104). «Мы считаем, что корень всех проблем лежит в историях, которые мы рассказываем самим себе», — пишут Кингснорт и Хайн, имея в виду «миф о прогрессе, миф о главенстве человека, миф о независимости от природы» (105). По их словам, все они «особенно опасны потому, что мы забыли, что они являются мифами».

«Отречение» — это темная сторона того же назидания:

«Если вы так поступите, большинство людей назовут вас пораженцем или экологическим пессимистом или скажут, что вы „перегорели“. Вам будут объяснять, что вы обязаны трудиться на благо климатической справедливости, или мира во всем мире, или против всего плохого ради всего хорошего, и что „бороться“ всегда лучше, чем „сдаваться“. Не слушайте их и следуйте древней духовной традиции: отрекитесь от суеты. Отрекитесь не с цинизмом, а с пытливым умом. Отрекитесь, чтобы позволить себе спокойно существовать, и чувствуйте, ощущайте, работайте над пониманием того, что является правильным для вас и чем вы можете быть полезны природе. Отрекитесь, поскольку отказ в содействии прогрессу машин — отказ от дальнейшего усугубления суеты — это глубоко нравственная позиция. Отрекитесь, ибо действие не всегда лучше, чем бездействие. Отрекитесь, чтобы изучить свое мировоззрение: космологию, парадигму, предположения, направление развития. Все истинные изменения начинаются с отречения».

Как минимум это можно назвать четким моральным кредо, и весьма достойным. То, что поначалу можно воспринять как радикальную реакцию на новый кризис, на самом деле является адаптацией древней традиции аскезы — начиная от молодого Будды до святых столпников и далее. Но, в отличие от традиционной модели, в которой аскетический импульс уносит страждущего от удовольствий материального мира к духовному пониманию через некую мирскую боль, отречение Кингснорта, как и Макферсона, — это уход от мира, терзаемого духовными страданиями, к малым, вполне земным утешениям. Отчасти это масштабное проявление защитной реакции, общей почти для всех нас, в отношении страданий — проще говоря, мы их избегаем. Но до какого предела? Не может же быть такого, что я чувствую страдания других и ощущаю острую необходимость действовать только лишь из-за одного «мифа о цивилизации», правда?

За прошедшие столетия человечество испытало столько боли, что научилось смиряться с тем, что нас ждет в ближайшем будущем, и отрицать отдаленные перспективы. Мы забываем все, что когда-то говорили о моральной неприемлемости того мира, в котором теперь блаженно прозябаем.

четкое понимание того, что современный мир отравлен и для дальнейшего выживания и процветания в нем нужно принимать экстраординарные меры по самоограничению и самоочищению

Его последователи считают, что медитация, галлюциногенные трипы под айяуаской, лечение кристаллами, посещение Burning Man и микродозинг ЛСД открывают путь в новый мир — более чистый, здоровый, стабильный и, пожалуй, самое главное — более целостный

когда мы видим результат своего воздействия на планету — тем не менее продолжать движение вперед: «чувство, что мы предоставлены сами себе и нет другого выхода, кроме как доставлять себе удовольствие».

То, как общая обеспокоенность повлияет на наши этические импульсы по отношению друг к другу и на политику, которая сформируется из этих импульсов, — один из краеугольных вопросов изменения климата на нашей планете. Это, например, объясняет, почему калифорнийские активисты были так разочарованы в своем губернаторе Джерри Брауне — хотя перед уходом со своей должности он заложил сверхамбициозную программу стабилизации климата: он действовал недостаточно агрессивно для сокращения существующих углеродных мощностей. Это также объясняет разочарование в других политиках, от Джастина Трюдо, который, освоив модную климатическую лексику, одобрил прокладку нескольких новых нефтепроводов в Канаде, до Ангелы Меркель, которая всерьез взялась за расширение мощностей «зеленой» энергетики в Германии, но при этом так резко закрыла в стране атомные электростанции, что их пришлось замещать угольными — самыми грязными. Рядовым гражданам этих стран критика может показаться преувеличенной, но она основана на абсолютно трезвых расчетах: у нашего мира есть максимум тридцать лет для полного отказа от углеводородного сырья, прежде чем начнется по-настоящему разрушительный климатический кошмар. Для кризиса подобных масштабов полумеры не сработают.

Все эти работы предрекают движение к апокалипсису — буквальному, культурному, политическому или этическому. Но возможно и даже вполне вероятно движение и в обратном направлении, особенно трагичном из-за его пугающей правдоподобности: сталкиваясь с конфликтами, мы поддаемся инстинктам и бежим в противоположном направлении — в сторону адаптации.

Мы должны открыть глаза и отказаться от концепции исключительности человека. Вот настоящий вызов. Пока мы не начнем отождествлять здоровье лесов с нашим здоровьем, нашей основной мотивацией останется наш аппетит. Захватывающий вызов», говорит он, состоит в том, чтобы научить людей «осознанности в отношении растений»