Эразм Роттердамский

так и я, по мере возможности, возвращаю к детству тех, кто стоит уже на краю могилы.

ибо в человеческом обществе все полно глупости, все делается дураками и среди дураков.

легкомыслие греков присовокупили сюда множество новых орудий умственной пытки, и теперь одной грамматики за глаза хватит, чтобы обратить в сплошное мученье всю жизнь человека.

Голодают богословы, мерзнут физики, терпят посмеяние астрологи, живут в пренебрежении диалектики

Блаженна жизнь, пока живешь без дум.

Ненавижу я мальчишек, зрелых преждевременно.

Человек должен любоваться самим собой: лишь понравившись самому себе, сумеет он понравиться и другим.

Сумасбродом называю я всякого не желающего считаться с установленным положением вещей и применяться к обстоятельствам, не помнящего основного закона всякого пиршества: либо пей, либо — вон, и требующего, чтобы комедия не была комедией. Напротив, истинно рассудителен тот, кто, будучи смертным, не стремится быть мудрее, чем подобает смертному, кто снисходительно разделяет недостатки толпы и вежливо заблуждается заодно с нею. Но ведь в этом и состоит глупость, скажут мне. Не стану спорить, но согласитесь и вы, что это как раз и значит играть комедию жизни.

Но тут снова заквакали мне в уши стоические лягушки.

Но ведь заблуждаться — это несчастье, говорят мне; напротив, не заблуждаться — вот величайшее из несчастий! Весьма неразумны те, которые полагают, будто в самих вещах заключается людское счастье. Счастье зависит от нашего мнения о вещах, ибо в жизни человеческой все так неясно и так сложно, что здесь ничего нельзя знать наверное, как справедливо утверждают мои академики[150], наименее притязательные среди философов. А если знание порой и возможно, то оно нередко отнимает радость жизни. Так уж устроена человеческая душа, что более прельщается обманами, нежели истиною.