Елена Осенева

Если уж пришло — не уйдет

Выиграй. Сделай это. Для меня, для детей. Для моего несчастного супружества. Выиграй, чтобы я мог унести эту победу с собой в машину и посидеть в ее отсвете вместе с семьей, когда мы отправимся назад, возвращаясь к той жизни, где нет других побед.

Когда состоялся обмен и он выложил свое мужество за право именоваться добропорядочным гражданином?

подчас самое тяжелое — это не жертвы: те мертвы, отмучились. Самое тяжелое — это их близкие, пережившие своих любимых. Они и сами превращаются в живых мертвецов, оглушенных потерей, с разбитым сердцем. Они влачат остаток дней, перебиваясь кое-как, пустые, выхолощенные, лишь подобия людей, уже не чувствующие боли и знающие лишь одно: самые жуткие кошмары иногда случаются наяву.

— Я требую от вас проницательности и несговорчивости, — заявил он когда-то в первый день работы Шона в отделе. — Злости мне не надо; злость — это эмоция, а эмоции надо прятать, но в вас всегда должна сидеть досада — на то, что кресла здесь жесткие, что все ваши школьные друзья обзавелись «ауди», что преступники, эти кретины несчастные, думают, что могут творить злодеяния и мы это оставим безнаказанным. Досады этой, Дивайн, должно хватать на то, чтобы представленные вами документы никогда не отметались судом ни по причине недостаточной доказательности, ни потому, что неверно оформлены. Ее должно хватать на то, чтоб каждое ваше дело благополучно завершалось и каждый мерзавец препровождался в камеру, чтобы гнить там до скончания веков.

Он дошел до той точки, когда человек абсолютно уверен, что уже слышал все, что ему скажут на ту или иную тему, и все это похоже на старую пластинку, которая и в первый-то раз не казалась новой.

И если уж праздник, так праздник, потому что, ей-богу, разве мало мы вкалываем

Они с Фредди только что прослушали радиообращение премьер-министра. «Наша борьба, – сказал он, – это борьба со злом», – и выходя из дома, в котором провела почти весь восьмилетний срок своей супружеской жизни, Барбара чувствовала себя так, словно бросили вызов и угрожают лично ей, словно ясное осеннее небо затмили полчища стервятников и тени их уже вторглись на залитые солнцем лужайки.

Старинные тяжелые шторы вполне заменяли неприглядную черную бумагу на окнах, чтобы можно было включать свет.

но использовать великие свидетельства священной правоты и справедливости, проставляя их на почтовых конвертах, украшая ими вывески шляпниц и педикюрш, было бы позором и низостью, до которой не додумались даже радикалы.