Светлана Алексиевич

Не может быть одно сердце для ненависти, а второе — для любви. У человека оно одно, и я всегда думала о том,

Валя, я ничего тебе не могу сказать, кроме слез

Я что еще думаю… Вот послушайте. Сколько была война? Четыре года. Очень долго… Ни птиц, ни цветов не помню. Они, конечно, были, но я их не помню. Да-да… Странно, правда? Разве могут быть цветными фильмы о войне? Там все черное. Только у крови другой цвет, одна кровь красная…

Человек хочет просто жить, без великой идеи. Такого никогда не было в русской жизни, этого не знает и русская литература. В общем-то, мы военные люди. Или воевали, или готовились к войне. Никогда не жили иначе.

Его сразу ранило пятнадцатью осколками. Он только успел сказать: «Больно, мамочка».
За что? Почему он? Такой ласковый. Добрый. Как это его нет? Медленно убивают меня эти мысли. Я знаю, что умираю, – нет больше смысла жить. Иду к людям, тащу себя к людям… Иду с Сашей, с его именем, рассказываю о нем… Выступала в политехническом институте, подходит ко мне студентка и говорит: «Меньше бы этого патриотизма в него напихали, был бы жив». Мне плохо стало после её слов. Я там упала.
Я ради Саши ходила… Он не мог исчезнуть просто так… Теперь говорят, что роковая ошибка, что никому это не надо было – ни нам, ни афганскому народу. Раньше я ненавидела тех, кто Сашу убил… Теперь ненавижу государство, которое его туда послало. Не называйте имени моего сына… Он теперь только наш… Никому его не отдам… Не отдам даже его имя…»
Мать

Я помню только одного большого руководителя, который позвонил мне и попросил: «Давайте я приеду к вам в институт, и вы мне объясните: что такое кюри? Что такое микрорентген? Как этот микрорентген переходит, допустим, в импульс? Езжу по деревням, меня спрашивают, а я, как идиот. Как школьник.» Один такой встретился. Алексей Алексеевич Шахнов… Запишите его фамилию… А большинство руководителей ничего не хотело знать, никакой физики и математики. Все они кончали высшую партийную школу, там хорошо учили одному предмету — марксизму. Воодушевлять и поднимать массы. Мышление комиссаров… Оно не поменялось со времён конницы Будённого…

чтобы выжить, нам надо измениться

Старому человеку скучно жить, и разговор — это его работа.

Мы — нищие, существуем на то, что кто подаст. А государство ведёт себя как мошенник, оно бросило этих людей. Умрёт — назовут его именем улицу, школу или воинскую часть, но это, когда он умрёт…

Был момент, когда существовала опасность ядерного взрыва, и потребовалось спустить из-под реактора грунтовую воду, чтобы туда не попал расплав урана и графита, вместе с водой они дали бы критическую массу. Взрыв — три-пять мегатонн. Не только бы Киев и Минск обезжизнели, а и в огромной части Европы нельзя было бы жить. Представляете?! Европейская катастрофа. Поставили задачу: кто нырнёт в эту воду и откроет там задвижку спускного клапана? Обещали машину, квартиру, дачу и содержание родных до конца дней. Искали добровольцев. И они нашлись! Ребята ныряли, много раз ныряли и открыли эту задвижку, и им дали на команду семь тысяч рублей. А об обещанных машинах и квартирах забыли. Да, не из-за них они ныряли! Не из-за материального, меньше всего из-за материального. Не так наш человек прост… Понятен… И на поверхности…