Олег Будницкий

Живу в эмиграции, среди поврежденных людей, заменяющих любовь к родине ненавистью к ее лютому правительству. Поди столкуйся с вами со всеми насчет того, что Академия наук есть Академия наук, что родина не перестает быть милою оттого, что она несчастна, что уехать заграницу — подвиг не из великих…

Если Вы большевизма не приемлете, то как же Вы можете говорить, что приемлете всю нашу историю, весь наш народ. Ведь большевизм из истории народа не вычеркнешь

Я приемлю все, — все без изъятия, — страницы русской истории, сколь бы мрачными они порой нам ни казались, ни от одной из них не отрекаюсь. Российская стихия, российский мир умнее меня. Нет у меня ей укора, есть только стыд, что я когда-то дерзал считать ее толстозадой дурехою.

Кажется, скоро русских придется искать лишь среди евреев. Комична участь: в России быть битым как жиды, а за границей — в качестве русских.

Всего с 1855 по 1917 год в Европе российские политэмигранты издавали 287 газет и журналов, из них в Женеве — 109, в Париже — 95, в Лондоне — 42, в Берлине — 17. Российская политическая эмиграция являлась своеобразной «лабораторией революционной и оппозиционной мысли».

После Октябрьской революции 1917 года российская эмиграция принципиально отличалась от всех предыдущих сочетанием вынужденности, массовости, политического характера и, наконец, стремлением сохранить национальную и культурную идентичность, что привело к созданию и сравнительно длительному существованию «России № 2», именуемой также в литературе «Русским зарубежьем» или, по более точному определению М. Раева, «Россией за рубежом»

Указом от 15 декабря 1921 года все бывшие жители России, находившиеся за границей, лишались гражданства, если они не возьмут советские паспорта до 1 июня 1922 года.

Точная численность эмиграции «первой волны» неизвестна. Наиболее достоверной представляется цифра 1,5–2 млн. чел. По данным американского Красного Креста, численность русских эмигрантов на 1 ноября 1920 года составляла 1 965 500 чел. Первоначально основными центрами пребывания русских беженцев в Европе были район Константинополя (Русская армия Врангеля разместилась на Галлиполийском полуострове и на острове Лемнос), Берлин и Париж, в начале 1920‐х к ним добавились Белград, Прага и София

В первой половине 1920‐х годов для русских беженцев была характерна высокая подвижность, определявшаяся в основном возможностью найти работу, так же как политикой в отношении эмигрантов правительств тех или иных стран.

Это кончилось 74 года спустя; как оказалось, в октябре 1917 года Маклаков покинул Россию (если не считать коротких поездок в 1919 и 1920 годах) навсегда. 1917 год разделил его жизнь надвое: оставшиеся 40 лет Маклаков провел в Париже, сначала в качестве посла несуществующего правительства, затем — эмигранта.