Франсин Хирш

Он отметил, что и в Белоруссии досоветская статистика существенно расходится с советской. Но когда представители ЦИК прибыли в Гомельскую губернию и другие спорные регионы, оказалось «трудно разобраться, что это — белорусское селение или русское»: «в разговоре употребляют некоторые русские слова, другие — белорусские». Петерс рассказал, что, когда спрашивал тамошних жителей, хотят ли они объединиться с Белоруссией, те отвечали решительным отказом. «Зачем я буду изучать белорусский язык? — спрашивали они. — С русским языком я могу пройти и одну шестую часть земного шара». По словам Петерса, эти люди отвечали «исходя из материальных интересов», скрывая свое «белорусское» происхождение695. Отметив, что ЦИК и Политбюро при решении объединить бóльшую часть этих регионов с Белоруссией основывались на этнографических данных, а не на национальном самосознании, Петерс порекомендовал применить аналогичный подход и к Таджикистану696.

Большевики прибегали к такой полемике для облегчения дискуссий по важным вопросам. Лишь позже эти работы получили статус «священных писаний», в которых советские лидеры и чиновники подыскивали подходящие цитаты для пропаганды либо обоснования тех или иных политических мер.

Он доказывал, что после революции важно будет прочертить государственные границы «демократически», в соответствии с этнографической и экономической ориентацией населения168. Ленин продолжал подчеркивать важность сбора точной порегионной информации об этническом и языковом составе Российской империи и о распределении ее экономических ресурсов

Он призывал к тщательному изучению этнического состава населения и утверждал, что границы нового Российского социалистического государства нельзя проводить «только по потребностям производства»213. Несмотря на позицию Ленина, среди большевиков не было согласия по национальному вопросу — даже после октября 1917 года.

Таким образом, за годы Гражданской войны национальная идея стала неотъемлемой частью физического и концептуального устройства Советской России. Большевики держались принципа национально-территориальной автономии, а администраторы и этнографы считали размежевание границ по этническим линиям средством интеграции нерусских территорий в Советское государство.

русские — как государствообразующий народ бывшей Российской империи и доминирующая нация РСФСР — не нуждаются в собственной этнотерриториальной единице. Все территории, оставшиеся вне официальных этнотерриториальных единиц, считались «русскими» по умолчанию

«Новый» подход Александрова по сути означал заимствование некоторых элементов европейских колониальных экономик и их адаптацию к советскому контексту — и критики неоднократно указывали на это. Александров и некоторые его коллеги воображали Туркестан хлопковой областью, Архангельск — базой для «лесной эксплуатационной колонии», Кавказ — нефтяной и горнодобывающей областью, Москву — базой центральной промышленной области, Екатеринбург — базой уральской промышленной области и т. д.

Александров предложил применить «совершенно новый принцип», основанный на «производственном признаке»: размежевать хозяйственно-административные области в соответствии с их природными ресурсами, потенциальной экономической специа­лизацией и бытом населения250.

Сталин утверждал, что австро-венгерский и британский подходы имели свои административные достоинства (например, позволяли переключать недовольство подчиненных народов с государства на доминирующие народы), но с советской точки зрения не выдерживают критики

Когда в 1920‐х годах, идя к этой цели, советские лидеры и эксперты пытались определить, какие роды, племена и народы были «родственными», то делали это, чтобы повлиять на процесс национальной консолидации и ускорить этноисторическое развитие населения