Лена Элтанг

Старая дружба похожа на горнолыжный подъемник. Ты приходишь на знакомую станцию, и тебя уносят быстро, уносят высоко, канаты гудят, кабина ходит ходуном, и никому дела нет до того, какие у тебя лыжи, красная трасса или черная и что ты вообще умеешь. Правда, бывает, что ты приходишь с лыжами, как дурак, а станция сто лет как закрыта, и билетное окошко заколочено крест-накрест досками. Проверять надо чаще

Люди вашей профессии часто живут так, как будто ждут прихода взрослых, и, когда становится ясно, что взрослые не придут, они огорчаются, как дети. Видите ли, огорчение — это ливень, который никогда не прекращается, льет на крышу, пока несущие балки не сгниют.

Смерть именно так и выглядит: августовское небо, сизая рябь на речной воде, погреба с портвейном. В ней нет ничего бесчеловечного

Люди вашей профессии часто живут так, как будто ждут прихода взрослых, и, когда становится ясно, что взрослые не придут, они огорчаются, как дети

Утром вышло солнце, и город высох на ветру, мгновенно, как белье на веревке

я варился в любви, как осьминог в своих чернилах

Безымень, так в славянских мифах называли тень утонувшего самоубийцы

если я когда-нибудь вернусь на этот причал, то уроборос, похожий на корабельный канат, укусит себя за хвост, и все начнется по новой, с чистого листа

— С границами стало хуже, теперь я превратился в волколака какого-то. Существую в двух шкурах. Тот, второй, — настоящий прохвост, вечно впутывается в неприятности и спит с кем попало.
— Вот он какой! А вы за ним наблюдаете и не вмешиваетесь?
— Он таскает мое тело куда ему вздумается, а я не могу воспротивиться. Как будто сплю или стою по колено в зыбучем песке. Доктор, я псих?

У всего есть температура, у любви, у горя, у тщеславия, даже у жадности. Если температура нормальная, значит, смерть чувства уже наступила. Писатель, у которого кругом тридцать шесть и шесть, — мертвый писатель