Денис Сдвижков

Жизненная правда, — написал один немецкий интеллигент (Томас Манн) об интеллигенте русском (Чехове), — по природе своей иронична». Лермонтов чувствовал тут показатель зрелости общественного сознания: публика, которая «не угадывает шутки, не чувствует иронии», похожа на провинциальную барышню — «молода, простодушна» и «дурно воспитана».

«Превздорное слово», – брезгливо морщится Николай Гаврилович Чернышевский, – потому что свобода для либерализма «состоит в отвлеченном праве, в разрешении на бумаге». А такая свобода, как уже было указано, нас не устраивает, нет-с. «Слово либерализм замарано и обесценено», – начинает Николай Бердяев в 1904 году и заканчивает мысль в 1917‐м отсылкой к Иоанну Богослову: «либеральные идеи – тепло-прохладные идеи, в них нет огня». «Запуганный либеральный интеллигентишка» у Владимира Ульянова, который в год, когда это написано (1912), становится Лениным – уже выстрел в гробу. Так тут все и застывает едва ли не до настоящих времен.

В нашем представлении слово революция было равнозначно словам свобода, воля. А свобода, по нашему мнению, была, когда каждый мог делать, что ему хочется, и не делать, чего не хочется» (это Николай Носов, автор нашего Знайки, описывает себя в киевской гимназии революционной поры)